Акула капитализма может и огрызнуться. А малый и средний бизнес по-прежнему беззащитен перед хищниками в погонах
В прошлые выходные я встретилась с Федором Душиным - хозяином подольской аптеки «Федор и Доктор», которая почти в полном составе отправилась по этапу. Про это «Новая» писала неоднократно. Мы с Федором не виделись года полтора — весной прошлого года он получил семь лет колонии строгого режима. Вместе с ним по этапу пошли 12 сотрудниц аптеки — они получили от года до полутора лет колонии. Это был вопиющий случай, на который в свое время даже президент Медведев обратил внимание. Он тогда сказал: «Есть что-то странное в том, как удалось посадить целую аптеку».
Победитель и побежденные
У аптекаря Федора Душина в 2007 году случился конфликт с партнером по бизнесу — Вагифом Кулиевым. Запахло переделом собственности. У нас традиционно через арбитраж такие вопросы не решаются — а решаются через ментов, прокуратуру и прочие компетентные структуры. В случае с Душиным вопрос с переделом аптеки решился через наркоконтроль. По совпадению, у Вагифа Кулиева сын как раз работал в центральной ФСКН.
Однажды ночью в аптеку с контрольной закупкой пришли работники 7-й службы ФСКН по Московской области, в чьем ведении находится Подольск. В ходе закупки было установлено, что аптека позволяет себе продавать лекарства без рецепта. В частности, наркополицейские купили препарат «буторфанол», который иногда используют наркоманы. Именно это обстоятельство и мотивировало участие в деле ФСКН. Хотя обвинений по наркотическим статьям в деле не фигурировало — «буторфанол» не состоял ни в каких списках, подконтрольных наркополиции. Напротив: основная часть обвинения выросла из 171-й и 174-й статей Уголовного кодекса — «Незаконное предпринимательство» и «Отмывание доходов». Незаконность предпринимательства вытекала из того, что все аптечные рецепты скопом были признаны поддельными, а это ст. 327 УК РФ, до двух лет лишения свободы.
Также Федору Душину и его аптекаршам (в количестве 12 сотрудниц) вменили еще и 35-ю ст. УК РФ — «Преступление, совершенное организованной группой лиц по предварительному сговору». Вот это уже был, я считаю, чистый терроризм со стороны следствия. Потому что следователь ФСКН Просвирнин открыто объявил, что в случае если аптека не сдаст своего хозяина и не расскажет о его делишках, то «не помогут ни малолетние дети, ни отсутствие судимостей». Это — дословная цитата.
Аптечные тетеньки (в количестве двенадцати сотрудниц) сдавать своего патрона отказались, им не в чем было его винить, — так что под суд они пошли всем трудовым коллективом.
Собственно, Душин попал под универсальную схему заказного наезда. Ее до недавних пор можно было применять к любому человеку, занимающемуся в России бизнесом. Продаете вы, скажем, надувные шарики. Приходит следователь, находит, что шарики — контрафактные, или что санитарные сертификаты у них истекли, или что не было у вас лицензии на продажу сжиженного газа, которым шарики надувают. И все: помимо исходной статьи о незаконности самих шариков вам вешают «незаконное предпринимательство» и «отмывание доходов». Ведь вы же небось продукты на заработанные деньги покупали? Ну вот и все — считайте, это отмывание.
Кому нужны поправки
В апреле этого года вышли медведевские «экономические» поправки — статьи, по которым сел Федор Душин, переформулировали и подсократили. Поскольку суть его «преступления» была в основном экономическая, то после вмешательства президента от него остался пшик — деяние Федора оказалось декриминализировано. Прокуроры поупрямились для виду, но в итоге тоже признали в суде: Душина следует выпустить на свободу.
Тетеньки, отправленные в колонию в качестве группы поддержки по 35-й статье УК РФ, к тому времени тоже освободились — треть срока прошла, и всех их за примерное поведение выпустили по УДО.
А Душин отсидел в колонии год и три месяца.
Когда мы с ним договорились встретиться, чтобы он рассказал мне о своей победе, мне что-то казалось, что я увижу натурально Победителя. Что вот он будет сидеть передо мной такой твердый, уверенный, с расправленными плечами. Но вышло по-другому. Федор оказался похудевшим, тихим и каким-то потухшим. Он говорит:
— За эти годы, пока я защищался, потом сидел, — я потерял все. У меня теперь ни семьи нет, ни бизнеса, ни денег не осталось. Ни-че-го. Хотя, знаешь, это, наверное, был такой опыт, который у нас всем надо иметь — и в особенности прокурорским. Я бы всех на годик в колонию посылал — чтобы иначе на жизнь взглянули.
Покажется странным, но Федор, вероятно, в масштабе страны — в числе немногих счастливчиков, испытавших на себе президентское стремление к либерализации Уголовного кодекса. Дело в том, что пересмотр дела в связи с изменениями в законодательстве во многом зависит от инициативы самого осужденного. Механизма автоматического пересмотра попросту нет. Ни руководство колонии, ни суд особенного рвения в этой части проявлять не станут. Сторона государства, как правило, проявляет рвение, только если необходимо довесить. А человек, запертый за решетку, несколько стеснен в маневре.
— Во всей колонии из 1700 человек газеты только трое выписывают, — рассказывает Душин. — Уголовный кодекс с поправками в библиотеке есть — но попробуй ты разыщи его, он все время «на руках». А потом, ты думаешь, что все, кто сидит, такие упорные борцы с несправедливостью? Годик-другой — и сознание затухает, наступает апатия. И уже не до поправок.
О «внутреннем убеждении»
Субъективность применения новых поправок — еще одно обстоятельство, затрудняющее внедрение гуманизма в судебную практику. В УПК записано, что судья принимает решение согласно «внутреннему убеждению, руководствуясь при этом законом и совестью». Что такое «внутреннее убеждение» судьи — закон не разъясняет. Но лично мне ужасно не хотелось бы оказаться в ситуации, когда моя судьба зависела бы от «внутреннего убеждения» судьи Шарафеева, который, вынося приговор по очевидно заказному делу Федора Душина, попутно отправил в колонию двенадцать зареванных баб. Хотя даже обвинение просило для коллектива условные сроки.
